«…Это Божество создало его»

120 лет назад, 25-го октября (6-го ноября по старому стилю) умер великий русский композитор Петр Ильич Чайковский.

…Он скончался через девять дней после того, как продирижировал своей последней, Шестой («Патетической») симфонией.

«Одеяйся светом яко ризою…»

«Вечный наш Бог! Ты сделал все это. Дитя! Смотри на эти растения столь прекрасные, эти розы, эти вероники, они так красивы. Блестящее солнце освещает весь мир, это Божество создало его. Луна, звезды освещают нашу ночь. Без Тебя хлеб не мог бы расти, волны этих красивых вод... мы бы умерли без них. Моря, которых протяжение так велико. Реки их окружают... Бог создал их. Боже могучий, Тебе поклоняются…»

Что это? Оказывается, русский нерифмованный перевод стихотворения «Вселенная», написанного по-французски восьмилетним Петей Чайковским. Отмечают, что стихи эти так близки к 103-му Псалму: «…одея́йся све́том я́ко ри́зою, простира́яй не́бо я́ко ко́жу, покрыва́яй вода́ми превы́спренняя своя́, полага́яй о́блаки на восхожде́ние свое́, ходя́й на крилу́ ве́треню, творя́й А́нгелы Своя́ ду́хи, и слуги́ Своя́ пла́мень о́гненный, основа́яй зе́млю на тве́рди ея́, не преклони́тся в ве́к ве́ка».

Композитор был всю жизнь дружен с гувернанткой своего детства Фани Дюрбах. Уже совсем взрослым, приезжал к ней, во Францию. Они переписывались, она и сохранила многие бумаги детства композитора: стихи, различные письменные работы, рисунки. После смерти Петра Ильича написала его брату Модесту Ильичу: «Недавно перечитывая его бумаги, я нашла на листке, написанном им, когда ему, вероятно, не было еще и 8 лет: «Для чего только Он сотворил меня, этот всемогущий Бог». … Сколько зрелых людей, может быть, не задавали себе этого вопроса, тогда как этот ребенок уже задавал его! Я была очень счастлива в вашей семье…»

Радовался каждому дню

Мне довелось прочитать все дневники Чайковского, всю его переписку — то, что сохранилось, конечно. Вот, смотрите:

«1886. 27 февраля. …Пошли с Ларошем в Клин, оттуда он уехал, а я гулял, был в аптеке, у Скокова менял деньги.., прослушал канон Андрея Критского в Соборе и вернулся с извощиком Иваном».

Извощик — это не ошибка, конечно, а орфография того времени. Герман же Густавович Ларош, которого Чайковский проводил на поезд в Москву, — профессор Московской консерватории, музыкальный критик, друг Петра Ильича, одновременно с ним учился в Петербургской консерватории. Приезжал, значит, к нему в Клин, где композитор обосновался в своем доме и где сейчас находится его Дом-музей.

Канон Андрея Критского — великолепное слушание в Великий пост. Не могу вычислить, наступил ли тогда, 27-го февраля 1886-го года, Великий пост, или же это была, возможно, репетиция певчих. Но вот зашел композитор в собор и не вышел до самого конца. А он очень большой, канон Андрея Критского.

Во Флоренции, в 1890-м году, где работал над оперой «Пиковая дама», пометки 15/27 февраля: «Писал хорошо. Ария князя. Гулял по Viale. После обеда был в церкви». Тогда точно была Великопостная православная служба.

Чайковский необычайно радовался каждому дню. Да вот давайте прочтем, как начинаются некоторые его дневниковые записи:

«25 фев[раля]. День чудесный, но все еще морозный».

«1 марта. Весна; тепло и светло».

«3 мая. Встал в 6. День опять чудный».

«23 июня. День переменчивый, но очень приятный».

«10 августа. Чудный день».

«1887. 9 февр[аля]. Работал, и опять как вол. И опять дивная погода. И опять гулял в сторону Белавина по снегу и едва проезженной дорожке. Блуждал по снегу».

И в том же году: «25 марта. День чудный. Был у обедни здесь, в Мадине. …Занимался 4[-й] корректурой Чародейки… Гулял при заходе солнца. Сидел и беседовал у ограды церковной на горе с батюшкой, окруженные разными лицами. Ощущал необыкновенную приятность».

«Чародейка» — опера. Значит, ее уже набрали в типографии Юргенсона, прислали ему оттиск и Петр Ильич занимался корректурой.

«1887. 26 марта. Никуда не гожусь. Работаю с невероятным трудом. …Погода божественная. Утром ходил по насыпи. Прилетные птички. Весна. Работал до обеда прилежно».

Радовался друзьям, радовался прекрасному

«1887, 14 марта
Иванов и Зарудная приехали…. Сначала я был недоволен их приездом и особенно злился, что помешают работать, но потом эти милейшие люди… заставили меня забыть все, кроме того, что общество добрых и хороших людей есть неоцененное благо».

1887, 30 марта
( … )
Заход солнца с беседки. Работал. Устал. После ужина читал партитуру Ж[изни] за Ц[аря] Глинки. Какое мастерство! И как это у него все вышло…

А в дневнике 1888-го года он напишет: «Глинка вдруг одним шагом стал наряду (да! наряду!) с Моцартом, с Бетховеном и с кем угодно».

«Больной мой тает как свечка…»

А был у Чайковского друг, Николай Дмитриевич Кондратьев. Правовед, окончивший училище, когда Петр Ильич еще не поступал туда. Тяжело заболел. В дневнике № 6 Чайковского читаем подробные записи о том, как приехал на Кавказские минеральные воды. Хотел отдохнуть, полечиться, и вдруг — телеграмма из Германии от Кондратьева, просит приехать. Ох, как жаль было Петру Ильичу уезжать с Кавказа! Но он немедленно отправился в путь и находился у постели умирающего своего друга, ухаживал за ним. Пробыл у него долго, писал: «Больной мой тает как свечка…» (синтаксис тех времен, перед «как» не поставил запятую). И вот уже никак долее нельзя было оставаться, осень наступает, надо ехать в Россию — там работа, там премьеры новых произведений, новые издания, преподавание в консерватории.

И все-таки клянет себя за то, что уехал, в письме: «Дома телеграмма от Мо[деста]. Н. Д. Кондр[атьев] умирает Бедный Модя. Моя энигматическая бессердечность. Гроза».

Энигматический — загадочный, непонятный [< гр. ainigma (ainigmatos) загадка].

И вся его великая музыка

…Он заканчивал одну дневниковую тетрадь и тут же начинал следующую. Делал записи каждый день. Вот еще одна:

«Господи, благослови!

Кончу ли эту тетрадь? Один Бог знает. А очень хотелось бы и ее кончить, и еще много других начать. Сколько еще нужно сделать! Сколько прочесть! Сколько узнать! Умирать еще ужасно бы не хотелось, хотя иногда мне и кажется, что я ох как давно живу на свете».

…35 лет назад побывала я в Ижевске, на Всесоюзном тогда симпозиуме, к музыке отношения не имевшему. Но в последний день нас повезли-таки в Воткинск, город, где родился и провел свои первые детские годы Петр Ильич Чайковский. Его отец, Илья Петрович, был начальником Камско-Воткинского сталелитейного завода. Мы ехали мимо невысоких красивых холмов. Перед нами предстал чудесный двухэтажный дом, уютный, добрый. И сразу перед домом — идеально круглое озеро. Композитор с малых лет видел его, может быть, придумывал какие-то истории. «Лебединое озеро» могло состояться только здесь. Значит, помнил, значит, не забыл родных мест.

…А душа тонкая, ранимая. Вот еще одна дневниковая запись, 1880-го года: «Получил от Алёши известие о смерти Феклуши. Плакал. Вообще утро печальное. Беспокоюсь о Сапельникове. Впрочем, работал».



Портрет Чайковского кисти Николая Кузнецова,
1893 год

Татьяна Артемьева,
прихожанка храма
преподобного
Сергия Радонежского.

Газета «Политехник» Липецкого государственного технического университета. — 2013. — № 17-18. — С. 13.