Моление 1812-го года…

В ночь с 11-го на 12-е июня 1812-го года французские войска перешли через Неман и вторглись в пределы Российской империи. Началась война.

Мы с Вами отмечаем в нынешнем году двухсотлетие победы в той Великой Отечественной войне.

С молитвой воевали русские. Об этом читаем мы в романе Льва Николаевича Толстого «Война и мир». Книга, к которой следует обратиться несколько раз в жизни. Я читала роман четыре раза: от школьного взгляда, когда ученикам, особенно девочкам, так тяжело даются главы про войну, — до уже подробного, вдумчивого чтения и знания, что «война» здесь вовсе не противоположность слову «мiр» (так писалось это слово до реформы русской орфографии 1918-го года). Противоположное войне — «мир», а вот «мiр» — это общество, человечество. «Война и мiр» — так писалось название романа Л. Н. Толстого до реформы 1918-го года.

Сейчас начала читать снова. С возрастом открываются все более и более глубокие пласты романа, которые в подростковом возрасте мало кому дано понять.

Мы разговаривали о «Войне и мире» с настоятелем прихода нашего храма преподобного Сергия Радонежского протоиереем Сергием Косых. Я сказала, что хорошо, почти наизусть, помню две молитвенные сцены романа. Давайте об этом напишем в нашей «Православной странице»!

— Давайте, — согласился батюшка.

Цитирую с сокращениями, ведь у нас всего одна страничка в «Политехнике».

…Канун Бородинского сражения.

«— Вон они!.. Несут, идут… <…>

Из-под горы от Бородина поднималось церковное шествие.

<…>

— Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!!.

— Смоленскую матушку, — поправил другой.

<…>

Ополченцы — и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, — побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. <…> Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией.

<…>

Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто-то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.

Это был Кутузов, объезжавший позицию.

<…> Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.

Когда окончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Наконец он встал и с детски-наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы».

Спустя три главы романа князь Андрей Болконский встречается на Бородинском поле с Пьером Безуховым.

«<…> — Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!» — сказал князь Андрей.

«— Вот, ваше сиятельство, правда, правда, истинная, — проговорил Тимохин. — Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку пить: не такой день, говорят».

А в томе IV романа мы читаем другой пронзительный эпизод. Болховитинов привез ночью Кутузову весть о том, что французская армия оставила Москву. Кутузову нездоровилось. Не решались его будить. А Михаил Илларионович, «как все старые люди, мало сыпал по ночам…», услышал голоса и окликнул.

«Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.

— Кто привез? — спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.

— Не может быть сомнения, ваша светлость.

— Позови, позови его сюда!

<…>

— Скажи, скажи дружок, — сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. — Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?

<…>

Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что-то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что-то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.

— Господи. Создатель мой! Внял ты молитве нашей… — дрожащим голосом сказал он, сложив руки. — Спасена Россия. Благодарю тебя, Господи! — И он заплакал».

Такими были моления 1812-го года.

25-го декабря 1812-го года император Александр I подписал Высочайший Манифест о построении в Москве церкви во имя Спасителя Христа. Там были такие слова: «…в сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к Вере и Отечеству, какими в сии трудные времена превознес себя народ российский, и в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели».

Народ собирал деньги на храм Христа Спасителя.

…Я бы не рискнула вместить то, что Вы сейчас прочитали, в ЕГЭ…

Татьяна Артемьева,
прихожанка прихода храма
преподобного Сергия Радонежского.

М. И. Кутузов

Газета «Политехник» Липецкого государственного технического университета. — 2012. — № 11. — С. 15.