«Ясным ли днем»

И как объяснить сегодня, что такое та деревяшка, которая служила протезом русскому инвалиду…

«…Всю правду о войне, да и о жизни нашей, знает только Бог», — так говорил писатель Виктор Петрович Астафьев в последние годы жизни. Он вернулся с Великой Отечественной войны инвалидом. А проходит время, и многие вещи объяснить трудно, почти невозможно, молодым, да что там — даже людям более старшего возраста.

Я так люблю рассказ Астафьева «Ясным ли днем», акварельный, тихий, люблю настолько, что перечитывала десятки раз, и наверняка еще прочту. Закрываешь последнюю страницу, и словно вымылся чисто-начисто, душа омылась вся.

…Сергей Митрофанович, инвалид войны, идет по осеннему городу на деревяшке. Что за деревяшка такая? Помню их. Но большинству людей, моложе меня, надо объяснять, что вместо нормальных протезов после войны, и в 60-е годы, даже позже, люди, потерявшие ногу, ходили на таких самодельных, очень некрасивых, даже страшных деревянных подставках. Ну, не было в стране хорошего, налаженного производства. И если человек жил в столице, нормальный протез ему был все-таки обеспечен, а если, как Сергей Митрофанович, в далеком лесном поселке на Урале, то тут уж нет. И денег не было ехать в Москву. И адреса не знали.

Какое настроение с первых же слов у Астафьева-то!

«И в городе… тоже сквозила печаль, хотя было ясно по-осеннему и пригревало.

Сергей Митрофанович шел по тротуару и слышал, как громко стучала его деревяшка в шумном, но в то же время будто и притихшем городе. Шел он медленно, старался деревяшку ставить на листья, но она все равно стучала».

На войне он был командиром орудийного расчета гаубичной батареи. Ничего не требует, ничего не просит, и мы чувствуем, что перед нами человек необыкновенно добрый, деликатный, редкого смирения. Приехал в город на ежегодную врачебную комиссию как инвалид Великой Отечественной войны. И вот в первый раз не сдержался, «спросил у врача, холодными пальцами тискавшего тупую, внахлест зашитую култышку:

— Не отросла еще?»

Да сразу пожалел, что сказал. Если уж протестовать против этих никому не нужных, мучительных, унизительных ежегодных выстукиваний и выслушиваний, то не так, совсем не так. И тут же медсестра — «взглядом победителя обвела приемную залу, напоминавшую скудный базаришко, потому как вешалка была на пять крючков и пациенты складывали одежду на стулья и на пол».

Он уходит со справкой (через год надо ехать за новой), «надел кепку, а потом торопливо стянул ее и молча поклонился».

До поезда еще много времени, и Сергей Митрофанович зашел в кафе, «купил две порции сосисок, киселя стакан». Здесь вот каждая деталь важна. Кисель Сергей Митрофанович пьет, потому что после тяжелого военного ранения болит у него все, а кисель — напиток мягкий, обволакивающий. Оказался за одним столом со студенткой и когда уже вставал, сказал ласково, как принято у них, на Урале:

«— Приятно вам кушать, девушка!»

И дальше: «Дверь в кафе стеклянная и узкая. Два парня в одинаковых светлых, не по-осеннему легких пиджаках, открыли перед Сергеем Митрофановичем дверь. Он засуетился, заспешил, не успел поблагодарить ребят, подосадовал на себя».

Приходит на вокзал, да встречает там группу новобранцев с провожающими и строгим молчаливым капитаном. Смотрит, как прощаются, скоро посадка. И всего несколько слов Сергея Митрофановича притягивают к нему ребят, а потом, когда они уже в вагоне, и одна девчонка так плачет, не может оторваться от своего Славика, он нашел для нее самые сердечные и убедительные слова:

«— Доченька! Доченька! — потряс за плечо совсем ослабевшую девушку Сергей Митрофанович. — Пойди, милая, попрощайся ладом. А то потом жалеть будешь, проревешь дорогие-то минутки.

Славик благодарно взглянул на Сергея Митрофановича…»

Поезд тронулся. Ребята спросили его, как ногу потерял. Не любил об этом вспоминать, но «дорожа их дружбой и расположением», рассказал. «Очнулся он уже в госпитале, без ноги, оглохший, с отнявшимся языком».

Лечили его очень-очень долго. В госпиталь за ним приехала жена, Паня. «При воспоминании о жене Сергей Митрофанович, как всегда, помягчел душой…»

…А поезд идет, и вот уже его маленькая станция «Пихтовка». Старый солдат осторожно спускается с подножки. «…Приподнял кепку:

— Мирной вам службы, ребята!

Они стояли тесно и смотрели на него, а поезд все убыстрял ход…»

О, в 60-е годы, когда Виктор Астафьев писал этот свой рассказ, еще не было Афганистана, тем более Чечни! Сердце его сжималось, но знал, что не вернутся они из армии такими вот тяжелоизраненными, как он с Великой Отечественной войны.

Потом начинаются дивной духовной красоты страницы, когда Сергей Митрофанович идет пешком от станции до поселка на своей осиновой деревяшке четыре километра (а это мучительно много для человека без ноги!). Идет и вспоминает, как из госпиталя везла его жена Паня домой и как они шли эти же четыре километра — он на костылях. «Ему в радость была каждая травинка, каждый куст, каждая птичка, каждый жучок и муравьишка. Год провалявшись на койке с отшибленными памятью, языком и слухом, он наглядеться не мог на тот мир, который ему сызнова открывался». И каждый год, возвращаясь со своей медкомиссии, он шел пешком и вспоминал, как припадал к цветам, листочкам.

Размышления Сергея Митрофановича просты и мудры. Он вспоминает, как «по радио однажды выступал какой-то заслуженный старичок. Чего он нес! И не ценит-то молодежь ничего, и старших-то не уважает, и забыла-то она, неблагодарная, чем ее обеспечили, чего ей понастроили…

"Но что ж ты, старый хрен, хотел, чтобы и они тоже голышом ходили? Чтобы недоедали, недосыпали, кормили бы по баракам вшей и клопов?"»

А дома его ждет жена. Ждет тревожно:

«— Ты чего это? — быстро подскочила к нему Паня и подняла за подбородок лицо мужа, заглянула в глаза. — Разбередили тебя опять? Разбередили… — И заторопилась: — Я вот чего скажу: послушай ты меня, не ходи больше на эту комиссию. Всякий раз как обваренный возвращаешься. Не ходи, прошу тебя. Много ли нам надо?» Он работает пилоправом, а она в цехе, где березу запаривают.

Темнеет. И еще долго сидят вдвоем. Детей-то у них нет. Все из-за тяжелого ранения Сергея Митрофановича. До войны не успели.

А почему «Ясным ли днем»? Песня такая. Ее поет Сергей Митрофанович ребятам в вагоне поезда. И как поет! В ансамбль настойчиво звали, еще на войне, еще до ранения. Голос ему дан Божьей милостью. Поет он и жене.

Ясным ли днем
Или ночью угрюмою
Всё о тебе я мечтаю и думаю.
Кто-то тебя приласкает?
Кто-то тебя приголубит?
Милой своей назовет?..

«…Он же все, что не трудом добыто, ценить не научен, стыдливо относится к дару своему и поет, когда сердце просит или когда людям край подходит и они нуждаются в песне…»

…Наступает ночь. Спят все. «Отяжеленная металлом и кровью многих войн, земля безропотно принимала осколки, глушила отзвуки битв собою».

Так заканчивается рассказ Астафьева «Ясным ли днем». Мне кажется, тот, кто прочтет его, поймет что-то очень важное и в своей жизни тоже.

…А уже и Виктора Петровича Астафьева нет в живых. И каждый День Победы все меньше и меньше людей, которые эту победу добыли-то. Скоро только книги нам расскажут, какие это были люди.

«Ясным ли днем».

Татьяна Артемьева,
прихожанка прихода храма
преподобного Сергия Радонежского.

Виктор Петрович Астафьев

Газета «Политехник» Липецкого государственного технического университета. — 2011. — № 9. — С. 5.